Художественная литература

В таежном промысле 99 процентов охотничьей удачи зависит от хорошей собаки. Поэтому, когда четыре года назад у меня от старости пропал верный пес Соболь, я лишь по укоренившейся традиции пошел в тайгу без четвероногого помощника. Сходил на один-единственный день и больше решил не испытывать удачу.

«Не-е-ет! Его не продается — шибко хороший собака, мне нужен. Хандагай идет, чипкан идет, белка лает, птичка лает, маленький олешка не трогает». Речь шла о лайке, которую мне страстно хотелось купить. Накануне, когда мы на моторке подошли к Полигусу (поселок на Подкаменной Тунгуске), я ощутил «укол в сердце» — среди встретившего нас пестрого сборища остроухо-вислоухих псов мне бросился в глаза кобель, точно воплотивший в себе мои мечты об идеале промысловой лайки. Крупный, настолько мощный, что это даже мешало заметить его недюжиный рост, с прекрасной головой и высоко поставленными ушами (что у восточносибирских лаек встречается нечасто), он резко выделялся среди всей этой лаявшей своры. Окрас у него был черно-белый, темные раскосые глаза смотрели умно, и держался он с достоинством.

Глубокая осень. Последний осенний караван "выбежал из камней" только к 8 сентября. На реке Чусовой "камнями" бурлаки называют горы. Пониже камней Чусовая катится уже в низких берегах. Скалы и хвойный лес быстро сменяются самой мирной сельской картиной: по берегам стелется пестрая скатерть пашен, заливных лугов и редких перелесков. Изредка выглянет глухая деревушка, изредка мелькнет далекая сельская церковь... и опять глухой простор на десятки и сотни верст.

Погожее утро начала августа; время близится к девяти часам. В обширной усадьбе действительного статского советника Ивана Ивановича Чернилина уже давно все проснулись, и деревенская жизнь кипит своей обычной чередой, но сам владелец еще безмятежно похрапывает на широкой дедовской кровати.

В Шунгулешский промхоз Арканя приезжал уже не в первый раз. Он быстро оформил договор, получил небольшой аванс и десять банок говяжьей тушенки в счет пушнины, смотался в соседнюю экспедицию, где всегда можно было застать вертолет, договорился с летчиком на пятнадцатое, через три дня, число и вечером уже сидел у своего старого знакомого Пикалова за столом.

Стихи

История эта невыдуманная. Произошла она с Иваном Дмитриевичем Сырцевым, инвалидом Великой Отечественной войны, жителем поселка Тюлюк Катав-Ивановского района...

Я помню ее, как будто это было вчера, а то, что было вчера, сегодня я уже, увы, припоминаю с трудом. Сегодня мне сорок пять лет, а тогда было двенадцать. Я помню слова отца: «Без охоты, сынок, я уже давно бы не жил». Тогда я это не понимал. Сейчас я это понимаю. Одним из самых радостных дней моей жизни и по сей день остается тот, когда отец подарил мне ружье (с разрешения председателя общества охотников и с условием, что я буду ходить на охоту только с отцом).

На рассвете задуло под шерсть, до теплого подшерстка, ветер тревогой вошел в спящее тело. Тобол поднял широкую голову, долго и строго принюхивался к невидимым тучам. Ветер веял с севера, из ледовых пустынь. Их никто не видал, но они были там, и оттуда ветер принес первый запах осени. Закрыв глаза, Тобол втягивал ночные вести из бесконечности: движение туч, серый шум моря, мокрый шум сосен, шуршание песчинок о сруб, покачивание прелых сетей.

Рассказ посвящен светлой памяти Альберта Хлебникова

Ох, кое-как до избушки дотащился, все кости ломит, будто дубиной отхлестали. Раньше такого не помню. Весь день, бывало, гоняешь, вечером возле избы развалишься на снегу и спишь. А теперь мерзнуть стал, вторую осень под нары прошусь. Здесь, конечно, уютнее - тепло, и хозяин с тобой разговаривает. А усталость все равно не проходит...